Интервью с бардом Виктором Гагиным: «Я называю Штутгарт глухой русской провинцией»

Но и в Штутгарте, отработав смену электриком, Гагин по вечерам и в выходные берет в руки гитару и поет для родственников и эмигрантов из СССР про березки, Крайний Север и широкую Волгу. Виктор Гагин признался нашему корреспонденту, что в Германии, где есть все для воссоздания маленькой России, ему не хватает туристических походов с палатками.

1990 год. Гагин и Рыжов на празднике оленеводов.

Переезд в Череповец и бардовский «Оскар»

 — Виктор, расскажите, как вы, воркутинец с питерским образованием, попали в Череповец?

 — После окончания питерского института, уже будучи мужем и отцом, я вернулся в Воркуту, в те места, где родился. Там была родительская квартира и проще было устроиться на хорошую работу по специальности. Но песен в Воркуте не было. Пришлось самому организовывать клуб песни. Со временем я жутко устал от своего родного и любимого Крайнего Севера: зима, которая длится восемь месяцев, полярная ночь длиной в месяц, удаленность от России. Каждая поездка требовала затрачивать немалые финансы, брать отгулы и т. д. К тому времени мои родители жили в Москве, куда пригласили работать отца. А вот мой тесть, воркутинский шахтер, сумел в свое время по случаю построить кооперативную четырехкомнатную квартиру в Череповце, куда и перебрался, став пенсионером. Я побывал у него в гостях, и город мне понравился. А что, хороший город на берегу красивой реки, окружен дремучими чащами, и навалом настоящей работы — дымят заводы и комбинаты. И наконец, до Питера и Москвы рукой подать. В 1994-м году я с семьей и скарбом перебрался в Череповец — беременная жена, сын, племянник, наша старая собака с двухмесячным сыном-щенком и пара волнистых попугайчиков, которые поселились на одном из застекленных балконов.

1988 год. Гагин с гитарой.

— Вы дважды лауреат Грушинского фестиваля, это же бардовский «Оскар». Трудно давались победы?

 — По-разному. Впервые мне удалось выбраться на Грушинский в 1979 году. Хотя лауреатом в тот раз я не стал, но после всех прослушиваний сумел все-таки выйти на сцену-"гитару» и спеть для ночной «горы» — совсем немало для первого раза. В 1980-м Грушинский фестиваль был без лишнего шума закрыт, задушен — зачищалось пространство для Олимпиады. И был он закрыт несколько долгих лет, только в 1986 году его организаторы смогли пробить разрешение вновь проводить песенный праздник. Я собрался с духом поехать на Грушинский только в 1987 году, и ехал уже всерьез. Заявку подал сразу на два конкурса — авторский и исполнительский, хотя это вроде бы не разрешалось. В итоге был отмечен жюри, но до сих пор не знаю, как автор или как исполнитель. Хотя теперь это уже неважно. На следующий раз я ехал покорять Грушинский в 1995 году вместе с Андреем Широглазовым, которого череповчане хорошо знают. Мы с Андреем быстро спелись, и когда он захотел показаться на Грушинском фестивале, я с удовольствием решил поучаствовать в этой вылазке. Так на его плечах я и въехал второй раз на олимп авторской песни.

1997 год. Фестиваль на реке Петух.

Российские немцы и германские русские

 — Какая причина была главной в решении эмигрировать?

 — Финансовая. На жизнь нам еще как-то хватало, но помочь старшей дочери, вышедшей замуж, и дать нормальное образование сыновьям не было никакой возможности. Уехал с женой и тремя сыновьями в начале октября 2000-го. Дочь с мужем и двумя дочерьми осталась в России. К этому времени все мои родственники уже перебрались в Германию. Здесь вообще много выходцев из бывшего СССР. Самое трудное для меня, да и для большинства эмигрантов в первое время — это отсутствие языка. Я и сейчас не очень им владею, стыдно признаться. Лень! Но сейчас здесь, в Германии, есть свой русский мир — и врачи, и адвокаты, и страховщики, и турагентства, и сеть магазинов. Есть у нас в Штутгарте и православная церковь — какая-то российская царевна построила ее на свои деньги еще до Первой мировой. Изучением немецкого языка заниматься некогда. На работе — тоже засилье русского языка. У нас в бригаде электриков из десяти человек — четверо «русаки» (выходцы из бывшего СССР), трое из Восточной Германии (тоже почти советские люди и по-русски понимают), один хорват и лишь двое настоящих немцев.

2002 год. Германия. Фестиваль русской авторской песни.

 — Как началось ваше немецкое житье-бытье?

 — По приезде нас поселили в малосемейных общежитиях и определили на полугодичные курсы языка. Детей устроили в детсад и в школу в специальные выравнивающие языковые классы. После языковых курсов я сразу пошел работать — электриком, согласно полученному когда-то диплому. Работы здесь навалом, все это враки про безработицу. Если кто хочет работать, работу найдет всегда. Пусть она поначалу будет грязная и тяжелая — трудись, смекай, старайся. И обязательно подвернется более привлекательный шанс. Ну а тому, кто не хочет работать, умереть не дадут — выделят социальное жилье, дадут денежку, медицинскую страховку и т. д. Но мне больше нравится работать: чувствуешь себя независимым, в особенности перед теми, кто ворчит тебе вслед «понаехали тут»…

1995 год. Гагин, Рыжов и Широглазов на Грушинском фестивале

— Где вы живете и чем занимаются члены семьи?

 — Живем в столице Швабии Штутгарте. Это тоже город-работяга, и это очень примиряет с его недостатками. А еще это город-курорт с минеральными водами, правда не такой известный, как Баден-Баден, например. В общем, жить, работать и учиться — можно. Старший сын уже окончил штутгартский университет и работает в фирме «Бош», средний учится в техническом университете, младший поступил в этом году в консерваторию неподалеку — в Карлсруэ. И учеба — практически бесплатно, как в СССР когда-то, с общежитием и со стипендией. У всех троих почти никакого русского акцента в немецком, и по-русски тоже говорят чисто. Старший и средний отслужили в армии, младшему — не довелось: пару лет назад в Германии службу в армии сделали строго по желанию, а младшему хотелось заниматься музыкой. Жена все это время сидела дома, занималась воспитанием нового поколения. Как только младший окончил гимназию, жена пошла работать — программисты здесь очень нужны, работа нашлась с первой попытки.

Живу здесь так, как привык

 — В Германии творчество бросили или стали петь по-немецки?

 — Сначала действительно перешел на немецкие песни, учил их, зубрил произношение, а все равно, как запою, местные морщатся. Германцы совершенно не воспринимают певца с неправильным произношением. В конце концов я бросил эти попытки, пою по-русски для своих земляков-русаков и чувствую себя очень комфортно. В каждом приличном германском городе обязательно есть русский клуб песни, а то и несколько, я уже объездил добрую половину этих площадок, и нужно торопиться, потому что каждый год возникают новые.

1999 год. Карелия. Всей семьей на байдарке.

— Сольно выступаете?

 — К сожалению, да. Мой постоянный музыкальный партнер Сергей Рыжов после переезда из Воркуты в Череповец ехать больше никуда не собирается, и даже недавно обзавелся дачным участком где-то под Кадуем. Приходится обходиться собственными силами. По пятницам собираемся с братьями на рюмку чая и поем хором под тульский баян старшего брата-профессора и под мою гитару. По возможности привлекаем к этому своих детей, а теперь уже и внуков — чтобы не забывали певучий русский язык. Иногда, раз-два в год, выбираемся на сцену семейной командой и производим сильный шум своим нестройным эмоциональным многоголосием. Чтобы все было как дома, в России, я с единомышленниками организовал в Штутгарте КСП (клуб самодеятельной песни), назвали мы его красиво и аристократично — «Князь Мышкин». За эти несколько лет у нас в клубе перебывало множество талантливого поющего народа со всех концов земного шара. Недавно мы принимали в Штутгарте моего любимого автора Андрея Широглазова, тоже в прошлом череповчанина. Андрей Геннадьевич, как обычно, не обманул ожиданий и очаровал все живое вокруг — после чего мы сообща попели в Карлсруэ, Нюрнберге, Марбурге и Гамбурге. В общем, песня продолжается.

 — Про русскую общину вы рассказали, а с коренными немцами общаетесь?

 — Мало, языковой барьер до сих пор существует. Объяснить по работе, куда нужно «присобачить эту штуковину», уже могу с первого раза, а посудачить о влиянии немецкой романтической поэзии на литературный процесс в России пока не получается. О дружбе с кем-то из местных вообще говорить трудно — мне не доводилось сталкиваться с такими вещами.

Штутгарт. Семейный ансамбль Гагиных Хала-Бала-Бэнд.

— Чего чисто российского вам не хватает в Германии? Как вообще живется русскому человеку в центре Европы?

 — В 650-тысячном населении Штутгарта 50 тысяч — выходцы из бывшего СССР. То есть я живу в небольшом по российским меркам русском городке, удаленном от Москвы примерно на 4000 километров. Поэтому я и называю Штутгарт глухой русской провинцией. Живется здесь русскому человеку вполне сносно. Интернет стал доступным широким слоям населения, и если чего российского человеку и не хватает, то с помощью Интернета это достаточно легко можно восполнить. По-настоящему, конечно, не хватает русского общества, самой России. Но я, когда принимал решение об эмиграции, был уже готов к этой потере — знал, на что иду. Так что нечего теперь об этом и кручиниться.

 — Германия знаменита на весь мир пивом, сосисками и автомобилями. Что из этой тройки вам ближе?

 — Наверное, авто. В России у меня не было ни авто, ни водительских прав. В Германии я научился водить машину и обзавелся первым автомобилем. Водитель я неопытный, конечно, но состояние дорог, техническое состояние автомобилей и общая культура на дорогах делают езду на автомобиле просто удовольствием.

Текст: Сергей Виноградов

Фото: из личного архива В. Гагина