Художественный руководитель ансамбля «Русский Север» Евгений Максимов: "В эмиграции чуть не запил"

Первый и пока единственный в Череповце народный артист России.

- В своей карьере вы возглавляли четыре коллектива. Три из них имеют в своем названии слово «север». Откуда такая любовь к нашему региону у уроженца Поволжья?

- Воля случая, иначе и не объяснишь. Да, я действительно, неместный. Родился в Нижегородской области, но в юные годы ее покинул. Училище заканчивал в Мордовии. Рядом Чувашия, Татарстан. Меня в детские и юношеские годы никто и за русского не принимал, думали, что татарин. А когда видели, с каким удовольствием я уплетаю конское мясо и конскую колбасу, сомнений ни у кого не оставалось. Видимо, татары в свое время хорошо прошлись по Руси. Я, кстати, с детства обожаю конину. В наших краях ее не купишь, и я много лет ее не ел. Но однажды, оказавшись в Питере, узнал, что возле мечети открыли мусульманский магазин, и я там хорошо отоварился. Полакомился от души. Возвращаясь к вашему вопросу о севере. Впервые народным искусством этого края я проникся во время учебы в Ленинграде, когда побывал на концерте Северного хора из Архангельска, куда в итоге и устроился на работу на целых десять лет. Говор соответствовал региону – окал я и до приезда на Север.

- Где приобрели наш говор?

- Родился я в селе Сеченово, названном в честь известного физиолога Сеченова, который у нас жил когда-то. Рядышком Болдино, связанное с именем Пушкина. И Максим Горький, говорят, гулял в детские годы в наших местах. Наверное, из-за него и фамилии Максимов в детстве меня так и звали - Максим Горький. Или Максим-пулемет. И я, представьте, окал совсем по-горьковски - позже, в институтах, оканье худо-бедно отбили.

В глубинку за матерной частушкой

- Слышал, что в хормейстеры вы пришли из певцов, а в певцы из баянистов. Как так?

- А вот так. В консерваторию я поступал, чтобы учиться по классу баяна. В три года я уже давал концерты на гармошке: показывали меня всему деревенскому люду, собиралась толпа. Однажды из-под меня, школьника, выбили стул, и я во время выступления упал с 16-килограммовым баяном на пол. Это так на меня подействовало, что очень долго на сцену я не выходил. Но хорошего баяна у меня не было – они стоили очень дорого, и я пошел в певцы, а потом и на специальность руководителя народного хора. Параллельно пел в мюзик-холле вместе со знаменитым певцом Сергеем Захаровым. Народное пение мне в ту пору совсем не нравилось: кричат-орут что есть мочи. После занятий и концертов очень болело горло. У меня были хорошие задатки оперного певца, да и эстрадного тоже. Во время международных гастролей меня даже прозвали вторым Лемешевым. Я был молодым, волосы у меня были длинные, одевался модно. Пение оказалось таким заразительным делом - в институте на мои концерты ходили все студенты, девчонки по мне с ума сходили. Но с вокалом в итоге завязал. Когда учился в Гнесинке, нагляделся на учащихся вокального отделения, певцов. Им чего – лишь бы поспать побольше, книг не читают, не интересуются ничем. Такой образ жизни, который идет от требований к этой профессии: спать нужно много, часов по 10 - 12, пардон, плотские утехи вообще противопоказаны, шоколад и алкоголь – табу. Тут-то я себе и сказал: нет-нет, певцом я не буду.

- Говорят, у вас обширная коллекция матерных частушек?

- Да нет, это слухи, конечно. Хотя кое-что отыщется, если поискать. Когда я устроился на работу в Северный хор, поехал по Архангельской области в фольклорные экспедиции с маленьким магнитофончиком. Чем дальше от центра, чем хуже дороги, тем богаче и оригинальнее фольклор. Бабушки стеснялись, боялись, но у меня было эффективное оружие – бутылка водки. Посидим-поговорим, а потом только успевай кассеты менять. Приезжаю однажды в очередную глушь, пошел в баню, и вдруг слышу, как за стеной уборщица рулады выводит. Я помылся - и к ней: «Спойте на магнитофон». Она засмущалась: – у меня, мол, песни неприличные. Я успокоил, сказал, что это тоже часть фольклора и нуждается в изучении. Записал. А вечером ко мне в номер постучался секретарь райкома по идеологии. Говорит, отдавайте пленки, не дадим позорить наш район.

60 женщин – один я

- Огромный Северный хор, известный на весь мир, и вы - молодой выпускник. На первую репетицию шли с дрожью в коленях?

- Еще бы. Вдобавок это не просто известный хор, а женский хор. Шестьдесят певиц и я, молодой и буквально на днях женившийся. Но я парень смелый и вообще по жизни люблю браться за то, в чем ничего не смыслю. К тому же кое-какой опыт был. В армии меня бросили на духовой полковой оркестр, а когда я заикнулся о том, что не умею делать аранжировки для оркестра, старшина сказал, что, если к завтрашнему дню не научусь, пойду под танк. Угроза возымела действие – после ночи штудирования я вышел из казармы специалистом-оркестровиком. Когда я появился на первой репетиции в Северном хоре, он только-только вернулся из Парижа. После запаха кирзовых сапог аромат духов окутал меня настолько, что я закачался и чуть не упал в обморок.

- Молодая супруга не ревновала к 60-ти коллегам противоположного пола?

- Да ревновала, конечно. Молодой парень в таком малиннике, к тому же мы уже через пару месяцев выехали на полугодовые гастроли. С таким графиком сколько-нибудь упорядоченной личной жизни у певиц быть не могло, и мне стали поступать недвусмысленные предложения. Чуть бросишь вещи в гостиничном номере звонок от какой-нибудь из коллег: к себе приглашает или на визит напрашивается. Держался, как мог. Кстати, уже в конце гастролей, когда мы были в Польше, жена сообщила о рождении дочери.

- У такого отца дочка, наверное, тоже играет и поет?

- Она выбрала творческую профессию. Занимается рекламой. Когда я возглавлял Русский национальный театр и наш коллектив числился в «Северстали», помогал ей с заказами, она сняла несколько рекламных роликов комбинату. С работой она справлялась на отлично, ее роликами были довольны, и потом ее стали приглашать уже без моего участия.

- А сын чем занимается?

- У сына с детских лет были неплохие способности к пению и вообще к музыке, но он выбрал техническое направление и сейчас занимается транспортной логистикой.

«В эмиграции чуть не запил»

- Говорят, вы побывали на всех континентах земного шара, кроме Антарктиды. А первую загранпоездку помните?

- Это была Югославия, 1975 год. Страна поразила меня порядком - чистотой, улицами и, конечно, магазинами. Моя коллега в одном из бутиков в самом прямом смысле слова упала в обморок. Я купил себе в Югославии джинсы «Левис» за 60 рублей: и был первым парнем в Ленинграде. В первых поездках я чувствовал себя как в песне Токарева: «Небоскребы-небоскребы, а я маленький такой»; давило со всех сторон, купить мы ничего не могли. А как только стали зарабатывать более-менее, это ощущение исчезло. Я вспоминаю, когда еще работал в архангельском Северном хоре, из Франции мы привезли целый вагон разных товаров, нанимали даже охрану. Продавали привезенное в комиссионках, тем и жили. И конечно, после таких поездок наши квартиры грабили. Воры знали, что в Архангельске сносно живут только моряки и артисты.

- Знаю, что вы пробовали жить на Западе. Почему вернулись?

- Выдержал только полгода. Это было в начале 90-х годов после моего первого пришествия в Череповец. Я приехал сначала в Вологду по приглашению секретаря обкома, но потом нам предложили передислоцироваться в Череповец. Честно признаюсь, Вологда мне очень нравилась, и ехать в Череповец совсем не хотелось. Да и артисты, видимо, были того же мнения - из тех, кого я набрал по всей стране, кто согласен был приехать в Вологду, в Череповце собралось лишь тридцать процентов. Почему? Наверное, из экологических соображений: в газетах тогда печатались фотографии череповчан
в противогазах. Ансамбль все же возник, но вск¬ре я его покинул из-за предательства нечистого на руку директора. Я посчитал себя обиженным на страну, и уехал в Испанию. Не исключал, что навсегда. В Барселоне у меня собственная хоровая школа для русской диаспоры. Для меня арендовали отличный дом, что еще нужно? Но на меня такая вдруг тоска напала, что думал, запью с горя. Вокруг пляжи, море и солнце, а мне ничто не в радость, на душе тяжело. В итоге приехал я однажды в Череповец шить костюмы для своих испанцев и остался здесь, возглавил Русский национальный театр. Условия предлагались шикарные. Одно время даже свой самолет у нас был. Мы, правда, на нем почти не летали – очень уж дорого.

- А правда, что название ансамблю придумал Михаил Швыдкой?

- Да, так и было. Мы показывали свой первый спектакль «Древо жизни» на международном фестивале в Сочи. После нашего выступления меня попросили подняться в ложу – там сидели премьер Виктор Черномырдин, министр культуры и его заместитель Михаил Швыдкой. Вечером на банкете Швыдкой подошел ко мне и предложил переименовать Русский фольклорный театр, как мы поначалу назывались, в Русский национальный театр. Он с таким жаром мне доказывал преимущество нового имени, что я сдался. Но это название мне всегда резало слух. Да и журналисты донимали – мол, не слишком ли много на себя берете?

- К слову, о банкетах. Какие блюда, кроме конской колбасы, любите?

- Я ем все. Я не гурман, но интересуюсь гастрономической культурой разных стран, и всякий раз, оказываясь за рубежом, стараюсь попробовать что-то национальное. Чего я только не ел – от жареных личинок до собак. В Корее нам приготовили блюдо из собаки, предварительно на наших глазах забив палками милейшего пса. После этого кусок не лез в горло. Ужасно, конечно, но у людей такие традиции, и мы должны их уважать. И знаете, от всей этой экзотики мне ни разу не стало плохо. Единственный раз в жизни я серьезно отравился в молодые годы в Москве, когда перед концертом в зале имени Чайковского пообедал в обычной столовой. Плохо стало прямо на сцене, в больницу меня везли на «скорой» под капельницей. Советская котлета даст фору любым жареным личинкам.

Дмитрий Саврасов





На эту тему: